Прекрасное пленяет навсегда

Прекрасное пленяет навсегда.
К нему не остываешь. Никогда
Не впасть ему в ничтожество. Все снова
Нас будет влечь к испытанному крову
С готовым ложем и здоровым сном.
И мы затем цветы в гирлянды вьем,
Чтоб привязаться больше к чернозему
Наперекор томленью и надлому
Высоких душ, унынью вопреки
И дикости, загнавшей в тупики
Исканья наши. Да, назло пороку,
Луч красоты в одно мгновенье ока
Сгоняет с сердца тучи. Таковы
Луна и солнце, шелесты листвы,
Гурты овечьи, таковы нарциссы
В густой траве, где под прикрытьем мыса
Ручьи защиты ищут от жары,
И точно так рассыпаны дары
Лесной гвоздики на лесной поляне.
И таковы великие преданья
О славных мертвых первых дней земли,
Что мы детьми слыхали иль прочли.
(Джон Китс)

Да здравствует движение !

Я разный - я натруженный и праздный.
Я целе - и нецелесообразный.
Я весь несовместимый, неудобный,
Застенчивый и наглый, злой и добрый.
Я так люблю, чтоб всё перемежалось!
И столько всякого во мне перемешалось:
От запада и до востока,
От зависти и до восторга!
Я знаю - вы мне скажете: "Где цельность?"
О, в этом всём огромная есть ценность!
Я вам необходим. Я доверху завален,
Как сеном молодым машина грузовая.
Лечу сквозь голоса, сквозь ветки, свет и щебет,
и - бабочки в глаза, и сено прёт сквозь щели!
Да здравствует движение и жаркость,
И жадность, торжествующая жадность!
Границы мне мешают... Мне неловко
Не знать Буэнос-Айреса, Нью-Йорка.
Хочу шататься, сколько надо, Лондоном,
Со всеми говорить - пускай на ломаном.
Мальчишкой, на автобусе повисшим,
Хочу проехать утренним Парижем!
Хочу искусства разного, как я!
Пусть мне искусство не даёт житья
И обступает пусть со всех сторон...
Да я и так искусством осаждён!
Я в самом разном сам собой увиден.
Мне близки и Есенин и Уитмен,
И Мусоргским охваченная сцена,
И девственные лилии Гогена.
Мне нравится и на коньках кататься,
И, черкая пером, не спать ночей.
Мне нравится в лицо врагу смеяться
И женщину нести через ручей.
Вгрызаюсь в книги и дрова таскаю,
Грущу, чего-то смутного ищу,
И алыми морозными кусками
Арбуза августовского хрущу.
Пою и пью, не думая о смерти,
Раскинув руки, падаю в траву,
И если я умру на белом свете,
То я умру от счастья, что живу.
(Евгений Евтушенко)

О, женщина, сладчайшее из зол!

О, женщина, сладчайшее из зол!
Когда Господь тебя исполнить тщился,
Он был велик, да, верно, отлучился,
И ловкий бес тропу к тебе нашел.

О, женщина! С тех пор вся жизнь твоя -
Метание меж этими огнями.
То вышнее, то дьявольское пламя
Ведет тебя, пленяя и маня.

О, женщина! Как сотни лет назад
Наш грешный взгляд твое пронзает платье,
Но что под ним - спасенье иль проклятье -
Ответит всяк на свой неверный лад.

О, женщина! И мы на твой алтарь
Несем свои потрепанные жизни,
Не ведая ни вечной укоризны,
Ни жалости к порушенному встарь.

О, женщина! Попробуй, рассуди -
Не в том ли наша истинная драма,
Что жалит бок игла ребра Адама,
Изъятого из нашей же груди?
(Софія Молдован)

ПОЛЕВЫЕ ЦВЕТЫ

В блеске огней, за зеркальными стеклами,
Пышно цветут дорогие цветы,
Нежны и сладки их тонкие запахи,
Листья и стебли полны красоты.

Их возрастили в теплицах заботливо,
Их привезли из-за синих морей;
Их не пугают метели холодные,
Бурные грозы и свежесть ночей...

Есть на полях моей родины скромные
Сестры и братья заморских цветов:
Их возрастила весна благовонная
В зелени майской лесов и лугов.

Видят они не теплицы зеркальные,
А небосклона простор голубой,
Видят они не огни, а таинственный
Вечных созвездий узор золотой.

Веет от них красотою стыдливою,
Сердцу и взору родные они
И говорят про давно позабытые
Светлые дни.
(Иван Бунин)